В России ныне живет непонятно кто и непонятно как. Что именно объединяет живущих в стране людей, тоже не до конца ясно.

Россия — ресурсное го­сударство, в котором ресурсы не приумножа­ются, а распределяются — де­лятся между сословиями. Есть семь титульных сословий, ко­торые выделены федеральны­ми законами. Государствен­ные гражданские служащие. Военнослужащие. Право­охранители. Судьи. Депута­ты. Казаки. Муниципальные служащие. К деятельности членов титульных сословий неприменимы понятия труд и оплата труда. Служивые слу­жат, а не работают.

Члены титульных сословий облагают социальной рентой сословия нетитульные. Про­стейший пример — гаишная рента. Проговаривает меж­сословные отношения, стар­шинства крыши. Известно, например, что прокурорская крыша весомее, чем поли­цейская, и в сборе сословной ренты представители титуль­ных сословий облагаются га­ишной рентой гораздо реже, чем нетитульных.

Нетитульные сословия — это коммерсанты, деятели культуры и науки, журнали­сты, писатели, художники, спортсмены, священнослужи­тели, бюджетники, работаю­щие по найму, заключенные. При том, что основное понятие сословного общества — спра­ведливость, само сословное общество равно неравенству корпорации сегодня куда шире и глубже обычной про­фессиональной общности.

Полицейский, например, узнаваем по поведению в се­мье. Его машина всегда стоит дороже той суммы, которую семья могла бы себе позво­лить без напряжения. Среди силовиков распространены два основных определения автомобиля: «новье» и «взял целкой». -Какой же она мар­ки, машина-то? Немецкая. В самом крайнем случае — японская. Чаще всего — «Опель» или «Ниссан».

Что пьет силовик и сколь­ко? Он пьет водку или коньяк. Пиво — это напиток женщин и детей. Водка с ее прозрач­ностью показана младшим чинам. Коньяк пьют от «дав­ления» — видимо, чем выше чин, тем больше давления на погоны. Капитаны еще пьют водочку, а майоры все уже переходят на коньячок. Как и у врачей, у милиционеров много подарочных напит­ков. Правда, силовикам их не дарят, а «подносят». И не в «знак благодарности», а в «знак уважения». Это тонкое, но важное различие.

А чиновницы! Разве они не похожи друг на друга? Это сословный тип. Только чинов­ницы России поголовно кра­сят волосы в цвет богатства. У богатства два цвета: чисто­го золота и красного дерева. Носят униформу. Сорокалет­няя чиновница обязатель­но должна иметь норковые шапку, шубу до пола, шарф с норковыми помпончиками и сапожки на каблуках. Моло­дые госслужащие — норко­вые же жакетики и сапожки на шпильках.

Зато молодые чиновни­ки не носят шапок вообще. Шапка (пыжиковая ушаноч­ка, каракулевый пирожок) была важной частью образа державного человека в СССР, а теперь отказ от шапки в по­чете.

Какие же межсословные браки возможны между представителями титульных сословий? Какая в них траге­дия? Безусловная трагедия, на мой взгляд, это союз меж­ду милиционером и чинов­ницей. По-моему, это будет ужасный межсословный брак. Задавят друг друга понтами.

А вот обратный пример — благополучнейшего союза. В небольшом городке пожени­лись сын мэра города и дочь наиболее влиятельного го­родского предпринимателя. И хотя семья, принадлежа­щая к титульному сословию, породнилась с не титульной семьей (налицо неравенство), праздник был отмечен заме­чательно. В день свадьбы вся выпивка в городе отпуска­лась бесплатно. Правда, да­вали только по одной бутыл­ке в руки. Оцените варварское великолепие жеста. Пред­лагаю учредить новый орден — орден Почетного региона. И присваивать за такого рода прекрасные дела.

И все же вопросов остается еще очень и очень много. И главный — а народ-то где? Где место простой семьи? Работники по найму — и все? Как живут эти семьи, откуда деньги берут, и в чем главная военная тайна тихой гражданской войны, которую «простое» сословие ведет «против всех»? Куда оно делегирует своих детей, к какому социальному лифту подталкивает?

Где сосло­вие мелких лавочников? Не странно ли: пол-России при­торговывает по мелочи, а со­словия нет? А интеллигенция что же? Только одними свободными профессиями образованцы не обойдутся. Куда делся  тип интеллигентной старухи? Раньше был. Была Верони­ка Маврикиевна, и каждому телезрителю было понятно, чем она отличается от Авдо­тьи Никитичны. Нынче же на экране царят «новые русские бабки» — какие-то там Ма­трена и Цветочек. Оба акте­ра, изображающие старух, — утомительные глупцы. Оба транслируют одинаковый об­раз — малограмотной дере­венской скабрезницы.

ЖИЗНЬ РАДИ ЖИЗНИ — ГЛАВНЫЙ ПОДВИГ МЕЩАНИНА, И ПОТОМУ ГОРОДСКОЕ И ПОСЕЛКОВОЕ МЕЩАНСТВО — ГЕРОИЧЕСКОЕ СОСЛОВИЕ,

ГЕРОИЧЕСКИЙ КЛАСС.

И все же что-то, напомина­ющее один хотя бы класс, в обществе есть. И он, как ни набило оскомину это опре­деление, все же средний. И это мое городское мещан­ство, простые семьи. Так по­лучилось, что средний класс в России — внизу. На дне.

Средний класс нельзя ни вырастить, ни уничтожить. Я имею все основания предпо­лагать, что он благополучно и без перерыва функциониро­вал все время существования советского и российского го­сударства и в полном объеме своей очевидной массовости представлен и сейчас.

В среде городского мещан­ства легко обнаруживается внятная корпоративная фило­софия, там ощущают себя общностью. Там выжили, по­грузившись в свой внутренний мир. Он у них коллективный. Они законопослушны в той мере, в какой это вообще воз­можно в нашем государстве. Платят подати, хотя уже много лет на самообеспечении.

И жизненных сил у них чрезвычайно много, а тайна у них самая обыкновенная. Они способны работать толь­ко на самих себя, поскольку их основная идея — выжи­вание.

Дело не в том, что люди среднего класса бесчестны. Они честны. Сами с собой. Они твердо знают — пока галантерейщик идет брать Бастилию, его братья по ору­жию идут брать галантерею. Не делай другому ничего дурного, и тогда он ничего дурного не сделает тебе.

А теперь воспоминание. Прошлой зимой, под Новый год, я была в командировке в Ельце. Днем меня везли на какой-то сельскохозяйствен­ный объект, и проехали мы мимо поселковой пятиэтажки. Поставлена она, надо сказать, была удивительным образом: в полном смысле слова в чи­стом поле. Холодно, зябко. И посреди поля серый дом в четыре подъезда со всеми подробностями обычного хрущобного жилья — балконы, забитые ерундой, облупивши­еся окна. Печаль и печаль.

А вечером везли меня обрат­но — с сельскохозяйственного объекта. Темно, идет снег, вы­езжает машина на это голое поле, а там стоит невообрази­мо прекрасный дом. Золотой улей, налитый теплом. Горит каждое окно, в окнах видны елки с гирляндами, и снежин­ки, вырезанные детьми из бу­маги и наклеенные на стекла. И дом еле слышно гудит — по­среди темноты, посреди пу­стыря. Это было такое острое переживание, такое пронзи­тельное чувство гордости за людей, которые живут в этой сиротской пятиэтажке. Они устоят, что бы ни случилось. И праздник у детей будет. Жизнь ради жизни — главный подвиг мещанина, и потому городское и поселковое мещанство — героическое сословие. Герои­ческий класс.

Евгения ПИЩИКОВА