Страница ВОЛНА

А ЕСТЬ ЛИ ЧЕТВЕРТАЯ ВОЛНА? БРЯНСК.

Считается, что с начала про­шлого века в истории на­шей страны было три волны эмиграции. Первая и вто­рая после революции, когда уеха­ли по разным оценкам от 11 до 15 миллионов человек, были вызваны политическими причинами. Третья, времен «холодной войны», — более миллиона эмигрантов — была преи­мущественно «этнической». То, что происходит с начала 90-х, называют «четвертой волной эмиграции». Жи­тели России едут туда, где больше платят за работу, лучше условия жиз­ни. Например, население Гренобля, в котором я живу, на четверть состоит из студентов, приехавших из разных городов и стран, на 10 процентов из научных исследователей со всего мира, приехавших работать по кон­тракту на год-два. Европейские люди в постоянном движении. Очень часто в одном месте они больше пары лет не задерживаются.

В Брянске четвертую волну рос­сийской эмиграции еще презри­тельно называют «апельсинной». В газетах живописали разные ужасы, как у этих людей отбирали паспорта, на улицу они могли выходить только ночью и потом годами не могли вер­нуться домой. Если в этих историях и есть правда, то все равно все это уже в прошлом. Сейчас, если очень хочется продать себя в рабство, это можно сделать и в Москве. Спать в том же вагончике, зато хоть кругом по-русски будут говорить и на выход­ные всегда можно домой съездить.

Я не нашел точной статистики, сколько брянцев уехали в поисках лучшей доли на Запад за последнее время. Думаю, речь идет о цифрах не очень значительных. По данным МВД, в 2007 году за пределы Рос­сии эмигрировало всего 42 тысячи жителей страны. Половина — в Гер­манию, треть — в Израиль, 10 про­центов — в США. Понятно, что это немного и все, кто хотел уехать, уже уехали в 90-х. Для жителей Брянска, скорее, актуальнее миграция внутри страны — в Москву или Петербург. В обе столицы ежегодно перебираются тысячи и тысячи брянцев.

В Брянске мне приходилось слы­шать два мнения об эмиграции на Запад. Одни смотрят на нее крайне позитивно. Эти люди считают себя наиболее активными и пробивными, чувствуют себя скорее «жителями мира», чем жителями Брянска. Они считают, что уезжают не насовсем и всегда можно вернуться обратно.

Их оппоненты всячески порицают стремление «жить как цыгане, без роду, без племени». Для них эмигра­ция это всегда бегство, стресс, раз­рыв с привычным миром,вхождение в чуждую культуру, в общество, где тебя никто не ждет, где все чужое.

В Брянске мне также неоднократно приходилось слышать мнения, что, де­скать, наш город — дыра. Это город, который никуда не движется, в нем ни­чего не происходит. Надо, мол, сроч­но «валить» отсюда при первой же возможности. Занятно, что подобные рассуждения мне сегодня приходится слышать и от молодых французов. Де­скать, Франция — это сонная и скуч­ная страна, где каждый день похож на прошлый, и все уже было. Жизнь, как считает множество молодых францу­зов, бурлит только в Америке. Так что хорошо везде, где нас нет.

Моя одноклассница твердила, пря­мо как чеховская героиня: «Я больше не могу жить в этом городе, я задыха­юсь, подыщи мне какое-нибудь место во Франции». А что ты, спрашиваю, умеешь делать? — «Да литфак педа закончила». — Ас языком француз­ским как? — «Да, в общем, никак» — «Тогда единственный вариант — найти 80-летнего французского стари­ка, выйти замуж и ухаживать за ним до смерти. Может, он тебе завещает какую-нибудь недвижимость». Девуш­ка очень обиделась на мое предложе­ние. А зря, дело, между прочим, было абсолютно реальное.

Русских девушек и женщин во Фран­ции любят не только 80-летние стари­ки. Занятная история приключилась с моей знакомой, русской студенткой. Во Франции она безуспешно пыталась найти работу и, не подумав, дала объ­явление в газету. Дескать, русская студентка ищет работу. Звонить на­чали с самого утра. Очень вежливый месье звал ее работать в небольшой публичный дом, «очень респектабель­ный, практически семейный». За день обещали 100-200 евро, и начинать можно было хоть сегодня. Прежде чем отказаться, моя знакомая полюбопыт­ствовала: «Как же вы меня зовете ра­ботать, даже не посмотрев, может я страшная?» «Мадемуазель, — с досто­инством ответил работодатель, — рус­ская девушка не может быть некраси­вой, «русская девушка» — это бренд».

Александр КОНДРАТОВ