Валентина  СТЕНЕНКОВА Брянск

Валентина  СТЕНЕНКОВА: мастер пути, кавалер ордена Трудовой славы трех степеней

Женщина — мастер пути — редкий случай для железной дороги. А мастер пути кавалер трех орденов Трудовой славы Валентина Алексеевна Стененкова и вовсе — уникум. В свои 75 она подтянута, стройна. В оценках — сдержана, но о работе вспоминает увлеченно и с охотой.

В ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ

 Я стала взрослой в четыр­надцать лет, в один день. В 1952 году. Хорошо этот день помню. Отец выпро­сил в МТС машину и один поехал в соседнее хозяйство за соломой для крыши — мы новый дом строили. Машина заглохла в грязи. Он пытался машину завести. Надорвался и умер. Отец был тяжело   болен.   Туберкулез, последняя стадия. Но рабо­тал до смертного своего часа. Был трактористом, предсе­дателем колхоза, потом — механиком МТС в Хмелево, это Выгоничский район. Болел, а своей слабости ни­кому не показывал. Я после матери в семье — старшая, мужиков нет, в доме — одни стены. Нет ни рам, ни кры­ши, ни полов. Где жить? Хоть погибай. А вот не погибли, потому что люди помогли. Сосед рамы связал и де­нег не взял. Односельчане, дальние родственники по­могли крышу накрыть. Все это — в память об отце, как я теперь понимаю. Он был человек честный и справед­ливый. Вообще семья по от­цовской линии по деревен­ским понятиям культурная была. Матом не ругались, де­душка работал на железной дороге в вагоне-лавке.

Отец многим помогал, вот люди и вернули долг после его смерти. По характеру, ду­маю, я — в отца.

ПЫНЬКА

Вначале мы в другой выгоничской деревне, Борачевке, жили, это в пойме Десны. Места не шибко здоровые для прожива­ния, болотистые, однако не мы ж место жительства тогда выбирали, а как судь­ба кому определит. Вот нам она определила тогда жить на болотах. Между прочим, я кое-что про войну пом­ню, хотя совсем малень­кая была. Помню, смотрю в окошко и вижу, что немец идет по улице с автоматом, ну я и бежать за печку пря­таться. У нас в хате на по­стое два немца стояли, один хороший, мне конфетку по­дарил, а другой был мрач­ный, насупленный. Я очень боялась почему-то немцев, наверно, по рассказам мате­ри. Мы от них и из своей деревни ушли подальше в лес, хотели спрятаться. Оста­лись живы — по той жизни и это большая удача, боль­шое счастье. После войны голодовали, как все, ничего особенного. С младшей се­строй утайкой ходили в на­чале зимы по колхозным полям, мерзлую картош­ку — пыньку — из земли вы­ковыривали. Мама из нее драники делала, но кар­тошка — противная, слад­кая. Не могла ее есть, выво­рачивало наизнанку. Зато у нас в пойме Десны щаве­ля было пропасть. И с ран­ней весны — мы в пойме пасемся. Бабушка щавеле­вого супа наварит. Совсем неплохой был суп, только сытости в нем, конечно, ни­какой не было, хоть кастрю­лю съешь.

ВРУЧНУЮ

Мое детство и юность су­ровыми были. Мама сшила полотняную сумку через плечо, с ней в школу и ходи­ла. Мама у кого могла в долг занимала, чтобы только концы с концами свести, но всегда мы были в долгу. В семнадцать лет, в 1957 году я устроилась в путевую бри­гаду, на дорогу. Это рядом с моей деревней. Платили там очень мало, но в нашем колхозе деньгами вообще не платили. Вот и сравнивай, где лучше. Тогда ребят везде не хватало, и на железную дорогу кувалдами махать стали брать женщин, — ви­данное ли прежде дело?! Мы делали подъемочный ремонт. Железнодорожный путь ведь изнашивается, как человек. Никакой техники у нас тогда не было. Сейчас на ремонте дороге почти все делают машины, и шпалы, рельсы на себе никто не та­скает, а тогда все — вруч­ную. Домкратами рельсы поднимали, деревянными лопатами  —  штопками  — балласт, песок, под шпалы заталкивали, в тех местах, где полотно давало просадку. А еще летом делали разгонку рельсов, чтобы в жару, когда металл расширяется, путь не вывернуло, — это ведь не­пременная авария!

И вот за такую работу — меньше двухсот рублей, дореформенных, старых, которых я и не видела. От­давала матери, а та сразу разносила долги. И вот что интересно. Весь день кувал­дой машешь, потом дома заботы по хозяйству, — это и корова, и поросенок, но еще сил хватало в ночь на танцах с подругами от­метиться. По нынешним временам это кажется не­вероятным: откуда только силы брались?

Между прочим, наш бри­гадир, немолодой, лет пяти­десяти, очень скоро выделил меня среди остальных, ино­гда за себя оставлял. Я очень быстро усвоила логику и правила путевой работы, а там, при кажущейся про­стоте, есть много секретов.

ПРОСТАЯ КАРЬЕРА

Поженились. Переехали поближе к Брянску, на пере­гон возле Пунки. Дали нам квартирку в бараке, здесь дочь и сын родились, маму сюда перевезла, сразу коро­ву завели, уток. Рассказы­ваю иногда молодым о той жизни — я ведь сейчас в ра­боте Совета ветеранов при­нимаю участие, — о печке, о комарах, и они удивляют­ся: «Вам, наверно, тяжело было». А я, напротив, счаст­ливой себя чувствовала. Не видавши хорошего, нам все было хорошо.

В околотке зона нашей от­ветственности была на не­сколько десятков километров пути на тридцать рабочих. Это сейчас измерительный вагон два раза в месяц про­ходит, путь проверяет, инже­нер информацию собирает, по компьютеру составляет программу работ и задание другой машине для поправ­ки пути дает. А тогда мастер, бригадир неисправности пути выявляют, рабочие исправляют. И так — день за днем, участок за участком. Я двадцать лет была рабочим пути, потом — бригадир, по­том — мастер, вот и вся моя простая карьера.

ОРДЕНА

Первый орден мне дали в 75 году, по итогам пятилет­ки, второй — в восемьдесят четвертом, третий — в девя­носто первом, Горбачев лич­но удостоверение подписал. Но я особо ценю звание По­четного железнодорожни­ка. На дороге — это высшая профессиональная награ­да. Ну, первый орден — это когда я рабочей была, это, можно считать, отчасти слу­чай, а далее — для отличий были свои причины. Путь ведь каждый день машини­сты по ходу движения про­веряют, если где тряхнет, пометки делают. И потом, на основании этих жур­налов проверок околоткам вроде нашего оценки еже­месячно выставляли, так у нас не было «троек», толь­ко хорошие и отличные оценки. Я всегда говорю, что мои ордена надо бы на бри­гаду, околоток поделить. Это общие награды. И вот в этой нелегкой — чего уж — рабо­те наши путейцы трудились ответственно и честно. Нам ведь на ремонты давали вре­мени немного, надо было успеть в короткие «окошки» графика движения поездов. Рельс обычно приходилось менять за 15-20 минут. За­держка движения поездов по причине ремонтной службы считалась серьез­ным ЧП, так вот за все годы работы на моем околотке не было ни одного ЧП.

НЕ НА ВИДУ

На виду — машинисты, они рекорды ставят, про них обычно и пишут, а пу­тейцы всегда в тени. Ведь по жизни как? Если ничего не случается, то, вроде, и пи­сать не о чем. Но это непра­вильно. Когда-то в брянской дистанции пути трудилось более пятисот человек, это как завод. И все было устро­ено для того, чтобы дорога работала, как часы.

Я часто вспоминаю годы работы на дороге. Меня це­нили, уважали. А еще дети у меня хорошие выросли, внучка диплом в инсти­туте защищает. Наша, же­лезнодорожница. Это ли не счастье?

Записал Ю.Ф.