ОРЛОВСКАЯ (Брянская) СТАРИНА

из записок тамошнего сторожила

Выдержки из рукописи «Орловского старожила», касавшиеся истории города и его окрестностей конца XVIII века, были опуб­ликованы в петербургском научно-литературном журнале «Се­верное обозрение» в 1849 году. Помещенные здесь отрывки вос­поминаний дают представление о некоторых особенностях жизни и быта населения региона, с которым был непосредст­венно связана история Брянского края.

...Возьмите тетрадь бумаги, подсядьте к какому-нибудь по­четному и ученому старожилу в том городе или в городке, где вы живете, попросите порассказать о былом, о том, что он видел и знает, словом, обо всем том, о чем так любят вспоминать стари­ки; слушайте и записывайте, записывайте не мудрствуя лукаво, а правдиво, слово в слово, как услышите, и придавайте летописи только порядок, если будет нужно.

Таким образом, вы можете подготовить историку весьма важ­ный материал и вообще содействовать вашим соотечественникам к изучению России, - к познанию своего Отечества. Будьте уве­рены при том, что эта работа очень занимательна: вы сами узнае­те много чрезвычайно любопытного.

По вступлении Отрепьева в Россию с войском, многие города пристали к нему. Собралась рать великая. Услышал царь Борис Федорович, что Гришка Отрепьев идет на Россию, и послал царь войско навстречу самозванцу, а войско встретило его под Брян­ском, и вместо отпору признало самозванца за царевича и цело­вало ему крест. Из города Брянска он расстрига писал указы в Москву ив Тулу, и в Рязань, и в Калугу, и в Орловское городище.

Москва, Тула, Рязань и Калуга его Отрепьева признали за ца­ревича и целовали крест, а Орловское городище не признало, потому что, здесь был воеводою царский брат Иван Федорович Годунов. За это после Гришка Отрепьев первейших граждан ор­ловских казнил, а прочих разослал в разные города. Это было в 1602 году.

...Орловский купец Иван Афанасьевич Давыдов в первый раз привез самовар и поставил его на окошке, и народ с неделю тол­пился около его дома; все дивились, что сам греется. А прежде этого были в употреблении черные медные чайники, и в те поры мало пивали чаю; больше в употреблении был шалфей. А кто ха­живал в трактир, был в великом осуждении. Так, ежели случится молодому человеку холостому зайти в трактир и после вздумает жениться, то как скоро узнают, что он был в трактире, то не отда­дут ни за что никакой девки; только говорят: «Ох, матушка, он трактирщик; у¹ трактире был»!

До 1800 года господа дворяне носили мундиры длинные шля­пы косые; головы были с пудрою и косы назади; сапоги большие, выше колен, а штаны по большей части желтые лосиные. В руках имели трости. Барыни были в чепчиках; платье по большей части белое; хвост длинный, аршина в три, который несла за барыней девка; в жаркое время у барынь были в руках махалы. Гребешков головных в те поры мало было в употреблении и шляпок не было.

Купечество и мещанство первостепенные носили шляпы по-ярчатые², обшитые бахромкой, а крылья большие; зимой тре­ушок³ небольшой; были и бобровые; в летнее время кафтанчики с валиками, подпоясанные, а сверху свита хорошая; сапоги боль­шие. Зимою в полушубках с серебряными пуговками, а сверху шуба лисья и кеньги⁴ на ногах.

Особенностью местного говора, характерной и для Брянского края, является то, что предлог «в» заменяется предлогом «у»: у него - в него, в нас - у нас и т. д.

² ПОЯРКОВЫЙ, ПОЯРЧАТЫЙ - сделанный, сотканный или сва­
лянный из шерсти первой стрижки ягненка из (поярка).

³ ТРЕУХ - старое название тёплой мужской шапки с двумя опус­
кающимся «ушами» по бокам и одним сзади.

⁴ Тёплые на меху башмаки, шьются из белой юфтовой кожи, подби­
ваются по всей внзпреннеи поверхности густым мехом и окрашиваются
в черный цвет. Кеньги одевались при сильном морозе.

А молодцы щеголяли - волосы большие лежали по плечам; шляпа поярчатая, - колпак высокий, а крылья большие, почти

четыре вершка, и опушенная бахромкою, а внизу на колпак бар­хатка, шириною в вершок, с пряжкой, а у самого щеголя - две, разноцветные, яркие. Кафтан лучшего сукна с валиками позади, -всех валиков сорок восемь, - а поверх всех валиков подпояска хорошего шелка, со складкою, шириной в четверть и больше. Са­поги козловые со скрипом; каблуки строченые белою бумагой, а носы в сапогах длинные, острые. Перчатки носили белые нитя­ные. А хаживали, особенно на Светлое Воскресенье, около де­вичьих хороводов человек даже по двадцать вместе.

Малые ребята до пятнадцати лет бегали по улицам безо всяко­го дела, а девки без юбок до двенадцати лет. Маленьким девоч­кам, когда были пяти лет, к косам привязывали мохор, вынизан­ный разным бисером, видом треугольника, дабы он тяжестью своей тянул вниз, а коса бы оттого больше росла. С десяти лет девочек обучали прясть.

А невесты девушки, когда невестились, тогда выносили стул на улицу и ставили против ворот, аршина на два от строения, а девушка наряжается, надевает рубаху тамбурной работы¹, какая только есть лучшая, с манжетами; юбку золотой парчи и душе­грейку парчовую, обложенную позументом хорошим или газом²; на голове платок весь шитый золотом; лицо, набеливши и нару­мянивши; «в ухах серги удемши весом с полфунта»; на шее жем­чуг крупный во всю шею, а в руках платок держит и сидит на стуле. А бедные, нет стула, на скамейке сидели, а платья надева­ли шелковые или ситцевые. А женихи около их по улице хажива­ли и так себе невест выбирали.

Около 1790 года, Куда на фатеру³ солдат поставят и в том доме есть девушка невеста, то солдат хоть пять годов стой, ничего не увидит: все держали девок в взаперти, и девки баивались солдата.

¹ Тамбурной работой называли тогда вязание крючком.

² Позумент, газ - золотая, серебряная или мишурная тесьма.

³ На квартиру.

Старухи хаживали в низеньких косых кокошниках, парчовых и шелковых; в ушах серьги; рубаха кисейная; охабенек¹ шелковый или китайчатый, обложенный вокруг кружевами, и с сереб­ряными пуговицами; на ногах ходики; а в церковь или в гости хаживали одевши меховую шубу, крытую шелковой или китай­чатой материей.

Голову покрывали белым кисейным покрывалом. В руках но­сили палку.

До 1770 года жившие у хозяев работники и приказчики платы получали в год, ежели пятнадцать лет, то 1 рубль 50 копеек и 2 рубля; ежели двадцать лет, то 5 рублей; а главный приказчик по­лучал 25 рублей в год: дороже не было. В те поры по всем хозяй­ствам книг записных доходных не было, как нынче, а ежели кто у кого делает забор, то метили на бирку. А ежели кто долго не ста­нет платить долгу, то кредитор приходит к должнику и говорит: «Отдашь ты мне долг или нет? А то срежу» - то есть, что за ним замечено на бирке. Тогда должник повергается на землю, кланя­ется в ноги и говорит: «Пожалуйста, не срезывай; я деньги от­дам». А ежели не отдаст, тогда приходит какой-либо праздник или воскресный день, и кредитор и должник приходят к обедне. Там кредитор при всем народе снимает с головы должника шля­пу, и тот уже остается самым негодным человеком в городе.

Вероятно, срезывание намеченного на бирке, уничтожение безнадежного долга, было только первым актом этого осрамле-ния при всем народе. Стало быть, и употребляя ее нынче в виде метафор выражения «срезал его», «срезался», имели вовсе не ме­таморфическое, а прямое, буквальное значение.

До 1810 года, в праздник Светлого Воскресенья, было обык­новение, ежели кто из жителей проспит утреню, то соседи соби­раются к нему тихонько и стараются изловить спящего, особливо на постели, схватить и с великим криком ведут, хотя и в одной рубахе, разувши, прямо к колодцу, и искупают, - ведер пятьдесят на него выльют. А ежели по близости река, то в реке искупают при многочисленном собрании народа для увеселения.

Охабенек — верхняя, длинная и широкая одежда.

После обедни, во всю Светлую Неделю, народ собирался на Воздвиженскую площадь, где было построено до пятидесяти овощных лавок. Девушки ходили артелями, а молодцы заводили кулачные бои. У Николы на Песках и у Никиты на Богдановке также было гулянье, только без кулачного бою. В этот праздник жители хаживали на колокольню звонить; и женщины, и девуш­ки, и малые ребята непременно должны были хоть три раза уда­рить в колокол, то во весь год не будет голова болеть.

В Троицын день народ отправлялся гулять в Монастырскую рощу, что была на самом том месте, где теперь казармы стоят. Народ весь из города выходил и молодой, и старый, кроме того, кому остаться для дому. Каждая артель несла с собою каравай. Придя в рощу и погулявши, сядут в кружок, расстелют настоль-ник, поставят караваи, вино и пиво и пьют, и песни поют, и дев­ки, и молодцы по роще артелями гуляют, а в ином месте девки и бабы хороводы делают и поют, и скачут. Тут же в лесу поставят до пяти временных кабаков, а в каждом кабаке вместо рюмок и стаканов приготовлено до пятисот плюшек, которые черный на­род разбирает: нальют вина или пива, возьмут и пойдут в кружок и пьют, и пьют, и хохочут, и ногами топочут. А в ином месте ко-медианы комедии на веревках и на разных штуках представляют.

На Петров день было гулянье возле верхней мельницы. Тут были и качели веревчатые, и круговые, и стояли шалаши с фрук­тами, и продолжалось это гулянье два дня.

А первого августа было обыкновение воду светить и весь почти народ в рубахах купался, даже младенцев и тех всех перекупают.

Первого сентября мух и блох живых хоронили.

О сырной неделе¹, и еще недели за две, начнут собираться шайки гулять, и составляют обозы. Около саней сделают подобие занавесок кругом из рогож; запрягут тройку лошадей и садятся в сани человек по десяти и по пятнадцати песенников, и поедут по городу кататься, крича во все горло песни, иные и с тарелками. А ежели где в улице обоз на обоз наедет, то часто и дрались.

¹ В православном церковном календаре празднуется в последнюю неделю перед Великим постом, за семь недель до Пасхи. Называется «сырной», поскольку в это время употребляется сырная пища: молоко, сыр, масло, яйца.

(Орловская старина. Из записок тамошнего старожила // Север­ное обозрение. Учено-литературный журнал. Том. II. СПб. 1849. С. 774-785).