Начала 60-х годов. Брод - Брянский Бродвей.

Режиссер массовых праздников Владимир БИЗЮКИН рассказывает о Броде - брянском Бродвее начала 60-х годов

В конце пятидесятых-начале шестидесятых XX века благодаря хрущевской оттепели на несколько лет в нашей стране приоткрылась форточка в мир «проклятого империализма». Что-то «увидеть» в эту форточку было почти невозможно, но какие-то отдельные звуки, ритмы и слова к нам стали долетать.
Наши родители, как и все взрослые, прошедшие страшную сталинскую школу, побаивались любой «иностранщины», а нас, молодых и непуганых, манил неизвестный запретный иностранный плод.
Сначала в Брянске появились стиляги. Они сразу выделялись в толпе. Брянск не Москва, иностранных вещей у нас ни купить, ни достать было невозможно, но иностранные журналы и фильмы стали доходить. Короче, мы в начале 60-х годов увидели, что где-то там, живут иначе, иначе одеваются, слушают другую музыку, танцуют буги-вуги, и даже пьют КОКА-КОЛУ. Никто — ни взрослые стиляги, ни мы, малолетки, — этой самой кока-колы в глаза не видели, не видели даже тех, кто эту штуку пробовал. И поскольку водка в нашем городе под запретом не была, а кока-кола считалась вредным буржуазным напитком, то нам она представлялась чем-то покрепче спирта.
Мы по малолетству стилягами быть никак не могли, зато взрослые мальчики до предела зауживали брюки клинцовского производства, расширяли при помощи ваты плечи пиджаков и нещадно бриолинили волосы.
Девочки вообще творили из своих нарядов что-то немыслимое. Одна прическа, прозванная в народе «взрыв на макаронной фабрике», чего стоила.
Не заметить такую красавицу на улице было просто невозможно. И их заметили. А заметив, терпели не слишком долго.
Судебные процессы над стилягами, прокатившиеся по всей стране, не миновали и наш город. Кого-то посадили (конечно, не за прически и не за «модный прикид», статьи подобрали вполне «посадочные»), кого-то выслали в другие регионы. Короче, казалось, всю империалистическую заразу вырвали с корнем... Но нет... Тут уже и мы подросли. Мы, может быть, были не столь вызывающе одеты, но свои законодатели мод имелись и у нас. Клинцовские брюки уже не зауживали, а, наоборот, расширяли. В моду вошли клеши. У девочек «макаронный взрыв» сменили прически Бабетта. И, наконец, главное! К нам пришел технический прогресс — транзисторный приемник. В нашу жизнь вошли «голоса». Что там по этим голосам говорили, нас не очень интересовало (время диссидентов еще не пришло), но там звучала музыка. Возможность слушать музыку на ходу и породила брянский Бродвей.
Центр Брянска пятьдесят лет назад выглядел несколько иначе. На месте нынешней площади Ленина просто продолжалась улица Советская. Отрезок Советской от ворот стадиона до улицы Калинина (Набережной тогда тоже еще не было) власти переименовали в бульвар имени Гагарина. Сделать его целиком пешеходным городская власть не решилась, но от стадиона до проспекта Ленина движение автотранспорта запретили. Предполагалось, что по бульвару будут чинно прогуливаться пенсионеры, а на лавочках усядутся бабушки с внучатами. Но случилось иное. На бульваре вечером стало не протолкнуться.
Два нескончаемых потока двигались навстречу друг другу: от стадиона до проспекта и от проспекта к стадиону иногда с заходом в парк и опять назад к проспекту. На лавочках и вокруг них собирались шумные компании. Все лавочки стали именными. На третьей лавочке слева от парка собиралась команда КВН школы №2 — любимцы публики, острословы, выдумщики —    и их поклонницы. Чуть дальше толпегинцы — артисты детского театра Дворца пионеров. На   противоположной   стороне —    чисто женская компания, выставка красавиц из пятой школы —    пансион мадам Пушновой. Отдельно — «макаронка», отдельно — ребята из молодежного оперотряда, и нескончаемые потоки гуляющих вокруг. Гуляли по брянскому БРОДВЕЮ, который вскоре переиначили на наш манер, и он стал Бродом.
На Брод шли прошвырнуться. Здесь редко знакомились, как правило, держась своих уже сложившихся компаний. Чем же занимались на Броде, проводя там по нескольку часов чуть ли не каждый вечер? По большому счету — ничем! Хотя у каждого пришедшего «прошвырнуться» какие-то свои цели и задачи, конечно, были.
Вот гордо шествует чувак в черных расклешенных брюках. Этот стопроцентный модник новые брюки построил только что — он горд и независим. Еще бы, таких штанов ни у кого нет. Расширяя брюки, не просто вставил БЕЛЫЙ клин, да еще загладил его гармошкой. Красота! Но лицо его тускнеет на глазах, когда навстречу ему «идут» еще более навороченные штаны. Тут не только клеш гармошкой, но еще над каждым клешем мигают маленькие цветные лампочки, от которых в замысловатом переплетении по швам брюк тянутся разноцветные проводки в задние карманы. В карманах по плоской батарейке, которые особым способом замыкают электроцепи при движении — лампочки загораются по очереди.
Или вот группа парней. Они берут не качеством выдумки, а общим стилем. Клеши у них простые, но слегка скошенные назад, и края обшиты половинками металлических застежек-молний. Хвосты клешей звякают, касаясь асфальта. Звон по Броду, словно эскадрон гусар на променад вышел, — на то и рассчитано!
А вот группа в черных болоньевых плащах (высший шик 60-х), черных капроновых шляпах с короткими полями, черных кожаных перчатках... Одежка, конечно, не по сезону, жаркова-то малость. Зато видок что надо! Будто гангстеры на дело идут.
И описать все буйство брянских фантазий тех лет нет никаких возможностей. Сегодня хватает крутых чуваков и чувих, но нет у них такого общего подиума, каким в 60-е был брянский Брод. Именно желание себя показать и других посмотреть влекло молодежь на Брод, и все же самопальным моделированием одежды и ее демонстрацией занимались немногие.
Даже в дождь проливной сюда приходили хотя бы человек сто самых стойких. Как это объяснить?
Шекспир сказал, что весь мир театр, а люди в нем актеры. В Брянске 60-х Брод стал именно таким общим театром. Каждый приходящий на Брод или случайно оказавшийся рядом становился одновременно и его актером, и его зрителем.
Вот около поставленного на землю транзистора под «импортную» музыку ребята крутят твист. Но они не просто твистуют, они себя ПОКАЗЫВАЮТ!
Вот над Бродом раздается душераздирающий звук. Кричит «ревом единорога» мой приятель, сегодня известный человек в нашем городе. Зачем? Это его фенька. Никто больше так не может! А он может!
На соседней лавочке разыгрывается массовая фенька — радиоспектакль «Приезд Государя Императора в город Кострому». Все делается методом звукоподражания. Одна группа «работает» духовой оркестр — каждый имитирует звучание какого-то инструмента. Кто-то «работает» поезд: гудок, шипение пара... «Хор гимназисток» поет «Боже, царя храни»... А еще — шум толпы, призывы революционера «Долой самодержавие!» (куда же без этого), свистки и крики полиции. Здорово!
У гитаристов на лавочке — песни Окуджавы, Кима, Высоцкого, Городецкого, Клячкина. Их и сегодня поют.
Ныне власти пытаются официально превратить бульвар в Арбат. Получается не очень. Неорганизованная молодежь не торопится присоединяться к «организованной». Увы, такова судьба всех мероприятий, рожденных сверху.
Приходят некоторые «бобла срубить полегкому». Но одно дело когда довольный зритель платит музыканту за игру, другое — когда помощники нетрезвого музыканта с шапкой пристают к прохожим.
В 60-е в городе на улицах не было нищих, но помнили их репертуар. Но сделать эти песни своей фенькой додумалась только одна компания. Однажды они явились на Брод в драных ватниках, шапчонках и с гармошкой и, сидя на асфальте, затянули «жалистные» песни. У них и в мыслях не было просить милостыню, они хохмили, феньку казали. Они даже шапку перед собой не клали. Шапка появилась потом, когда «музыкантам» под ноги полетели первые монеты. Когда на другой день ребята пришли в своем нормальном обличий, многие расстроились. Ансамбль нищих всем понравился. Народ требовал продолжения. И компания время от времени повторяла свои гастроли на Броде.
Или представьте: сидит на лавочке не первый час компания. Все новости обсудили, все вопросы решили, уже раз десять по Броду прошвырнулись, пора бы и по домам, но как-то не хочется. Мимо дефилирует стайка девчонок...
—    В паровозик?
—    Поехали!
Выбирается девушка. И вся мужская компания, выстроившись в затылок, пристраивается к ней. Девушка и ее подруги не сразу замечают мужской эскорт, но его сразу замечают окружающие. Согласитесь, забавно выглядит, когда за некой особой в затылок с нарочито безраз личными физиономиями идет с десяток парней.
Все оборачиваются, глядят вслед, хихикают. Наконец, эскорт замечен. Уговоры отстать никакого воздействия не оказывают, мужики даже не вступают в диалог с жертвой, ее как бы не замечают. Спасение было возможно только одно — уйти домой. Большинство так и поступали.
Но одна девица нашла радикальный способ борьбы с «паровозостроением». Она поставила свое представление. Перед входом в парк, то есть в самом людном и широком месте Брода она резко повернула в обратную сторону. Преследователи двинулись за ней, а девушка совершила пробежку и невозмутимо сама пристроилась к самому последнему парню в цепочке.
Образовался круг! Мышеловка захлопнулась! Мужиков, королей Брода, которых знали поименно, заставили у всех на виду водить хоровод! И ребята сдались, один за другим покинули общий строй. И кто? Девчонка сделала их посмешищем!
60-е годы прошлого века были богаты на события. Сегодня это время называют «оттепелью». Но мое поколение «стылое время» практически не застало, так что оттаивать в нас было нечему. Все новые проявления хрущевской свободы мы воспринимали как должное и сильно удивлялись «заскорузлости» (ходило в те годы в нашей среде такое словечко) наших родителей, которые то и дело старались удержать нас от тех или иных слишком, на их взгляд, смелых проявлений активности.
Году в 66-м мы с друзьями написали и поставили оперу «из китайской жизни». В те годы в Китае бурлила культурная революция, там всенародно уничтожали воробьев и интеллигенцию, выплавляли в домашних печках сталь, совершали массовые заплывы во главе с Великим Кормчим (так тогда официально называли председателя Мао). Опера наша называлась «Так ли широка река Янзы» и посвящалась одному из таких заплывов. К нашему удивлению, у родителей отношение к задумке было, мягко говоря, неоднозначным. Опера в некотором роде была политической сатирой, а наших родных их жизненный опыт навсегда отучил острить на политические темы. А наша «творческая группа» пошла в райком комсомола и сама к себе на генеральную репетицию пригласила райкомовского цензора. Цензор, убрав некоторые «политически неверные» моменты, дал добро к показу. Показ прошел более чем успешно и закончился... где бы вы думали?.. Конеч¬но, на Броде... факельным шествием. На какое-то время наша опера стала фишкой Брода.
Кафе «Ласточка» — еще одно овеществленное проявление «оттепели». Его построили на месте снесенной деревянной кафешки. Когда отрыли котлован, выяснилось, что и здесь было старое, забытое кладбище. Впрочем, кости собрали и увезли, возвели стекляшку и даже птичку на фронтон поместили, словно с эмблемы МХАТа.
Днем «Ласточка» была пельменной, а к вечеру становилась КАФЕ. С деньгами у нас было туговато. Если и шли пить кофе в «Ласточку», то компаниями и «по поводу», например, по случаю побед нашей школьной команды КВН, а оплачивали походы наши дорогие учителя, которые тоже молоды были тогда. Иногда, проявляя всю широту педагогической души, они заказывали нам кофе с КОНЬЯКОМ. Чашечки были маленькие, сидели с ними мы подолгу, доходу заведению такая публика не приносила. Стоит ли удивляться, что молодежным кафе «Ласточка» оставалось недолго, сменив ассортимент, а следом и публику.
Тогда казалось, что Брод, наконец, всех в городе объединит. За год-другой вся школьная и студенческая молодежь перезнакомилась между собой. Вот и привычные в иных местах драки здесь сменились словесными поединками. В любом случае острое слово ценилось гораздо выше разбитого носа.
Не так давно за «рюмкой чая» с Люсей Нарусовой (будущим сенатором, когда-то завсегдатаем Брода) мы вспоминали дни юности и дивились, куда все делось. Почему сегодня парни объясняются в любви девушкам матом, да и те от парней не отстают? На Броде ругаться никто не запрещал, но на публике не ругались.
Я не хочу сказать, что парни тех лет были ангелы и не знали известных слов. Останавливали девочки! Наши простые бродовские девочки! Те самые, за которыми мы строили паровозики, которых, якобы, не замечали, обсуждая свои «мужские, дела... Как известно, море складывается из капель, а брянский Брод — из девочек. Мы были тогда такими, какими они были согласны нас принимать!
Одна моя бродовская знакомая, уехав в начале 70-х из города на несколько лет, вернувшись, никакого Брода не обнаружила... Брод исчез! Исчез также стихийно, как и возник. Что случилось? Брод хирел и вырождался постепенно. Почему, например, «сдохла» «Ласточка»? Просто «интеллигентная беседа» за чашкой кофе не может проистекать, когда за соседним столиком пьяная компания орет про шумящий камыш. Так что кофейных вечеров в «Ласточке» хватило на один сезон, а «Ласточка» стала обычной распивочной. И на Броде появились пьяные. И если прежде этот «процесс» не афишировали — «отваливали» куда-то в сторонку, так как ходить по Броду «под мухой» было не принято, неприлично, то теперь эта норма была забыта.
Примерно одновременно с открытием кафе «Ласточка» в круглом сквере на площади К. Маркса открыли первый в городе красивый фонтан, дно его было выложено цветными изразцами, вечером включалась подсветка. Диво!
Появление фонтана укоротило Брод. Народ уже не гулял до улицы Луначарского... Бродовский маршрут сперва стал заканчиваться у фонтана, потом и в сам сквер заходить перестали, а с появлением нового (теперь уже всем привычного) памятника Ленину Брод замкнулся в короткой стометровке от парка до памятника и обратно.
В это время партия и правительство решили перевести народное питие с водки на вино. Оно, дешевое, появилось во всех отделах «Соки-воды» в розлив. И пошло-поехало. Правда, вместо приличного сухого молодежь освоила плодово-ягодное крепленое. Процесс, как теперь говорят, пошел. Два пончика — это уже стакан вина! В народе это вино народ называл «пойлом», «червивкой»,«чернилами». Брод пьянел на глазах. Чтобы справиться с пьяными, в городе начали создавать оперотряды по содействию милиции.
Членство в оперотряде было постоянным, ребятам даже выдавали «корочки» (красные удостоверения). Появился новый враг — музыка и танцы! Вдруг выяснилось, что западные музыка и танцы «страшно развращают советскую молодежь». Всю эту «тлетворность» запретили. И над внешним видом молодых решили поработать, а то клеши пораспускали, галстуки оранжевые понадевали!..
И пошла работа: прямо на Броде оперотрядовцы с корнем выдирали вшитые в брюки клинья, отрезали «битловские патлы» (длинные волосы), кулаками отучали от пьянства. Выгнать «зеленого змия» с Брода оперотрядовцы, естественно, не могли, а поскольку и сами не чурались походов в отделы «Соки-воды», то столкновения на почве призыва к порядку часто стали заканчиваться обычными беспорядками. Меж тем Брод уменьшился настолько, что ни в толпе не затеряться, ни от назойливого внимания не уберечься.
В 1971-м году, вернувшись из армии, я обнаружил, что Брод умер. Закончилось его время.
Статья перепечатана из журнала «Точка»